Основа жизни - морские промыслы
Чем ближе к морскому побережью, тем ощутимее была тяга мезенцев к морским промыслам. И наоборот: чем дальше от моря жили люди, тем охотнее крестьяне брались за соху: «Можно удивляться той настойчивости, с какой житель северного края держался за соху при самых дурных условиях земледельческого труда... При постоянных недородах и малоурожайности земледелие на севере оправдывалось только необходимостью. Разобщенные между собой, удаленные от крупных рынков северные поселки не могли рассчитывать на правильный подвоз хлеба с юга, на возможность скорой и удобной мены на хлеб того товара, которым они бывали богаты. Так обстоятельства создавали жителю некоторую двойственную физиономию - промышленника и земледельца, пахаря, и в то ж время солевара, рыболова, зверолова и т. п. Чем далее на север, тем заметнее становился элемент промышленности»1. Мы привели эту цитату полностью, ибо в ней пером историка дан обобщенный портрет северного крестьянина, для которого «полем» становилось море. От него он и жил. «В этих местах не земля, а вода по преимуществу давала заработок и обеспечение, рыбный лов в море и «морских реках», охота за морским зверем, морской торг со своими и чужими - вот главное занятие поморов XVI века»2. Крестьяне переселялись на Мезень с Пинеги и Ваги, с нижней и средней Двины, с Поморского берега, чтобы быть ближе к районам промысла. Сначала они заселяли Окладникову слободку. Позднее, когда промысел достиг Новой Земли, наиболее предприимчивые охотники и рыбаки отселялись еще дальше - вдоль морского берега и в Пустозерск, завязывая там тесные семейные и торгово-промышленные связи. Вскоре на восток двинулись еще большие массы людей. Вели их рассказы бывалых торговцев и охотников о сказочных богатствах Сибири. Усиливался интерес, и заметно возрастал спрос на меха и моржовый клык, заменявший в России слоновую кость. Немаловажными факторами переселения были истощение лесов северо-востока европейской части и растущие потребности крепнущего государства. На рубеже XVI и XVII столетий большую популярность среди поморов получил Мангазейский морской ход. Не последнюю роль в этом движении сыграли мезенцы-поморы, обладавшие опытом плавания в полярных морях. Они были успешны в борьбе со льдами, стужей и цинготной болезнью. В 1580 году Иван Грозный позволил пустозерцам ходить на сибирские реки И вести там беспошлинный торг с аборигенами. Эта льгота затем была продлена еще на десять лет. Сохранилась царская жалованная грамота «пинежским и мезенским промышленным людям», датированная 1600 годом. Грамота дозволяла им промышлять и торговать с самоедами «мягкою рухлядью» и «незаповедными товарами со взносом в казну десятой пошлины». Та же грамота разрешала мезенцам «ходить морем в Мангазею и Обью рекою на Таз и на Пур и на Енисей и с местными жителями торговать повольно». Окладникова слободка при этом получила права таможни. «Торговым людем пенежаном и мезенцем Угрюмку Иванову да Федулку Наумову со товарищи, велели есме давати на Мезени, в Окладникове слободке приказным людем и старостам и целовальникам, а опричь Окладниковы слободки, что на Мезени, нигде десятого давати есме им, не велел»3. Эти льготы способствовали притоку населения на мезенские берега. Особенно интенсивно заселялась
Мезень в конце
XVI
века. К 80-м годам
XVI
века, в сравнении серединою
века, население Мезени увеличилось в 4 раза, а к 20-м годам XVII века возросло на 65 процентов4. Хоть крестьяне и уходили на восток, деревни нижней Мезени быстро наполнялись новыми поселенцами. Перепись 1623-1624 годов, проведенная Осипом Прончищевым, насчитала в Окладниковой слободке 68 крестьянских дворов, в Кузнецовой слободке - 42 двора. 67 дворов к этому времени было в Лампоженской слободке, 43 двора - в Азаполье, 33 - в Жерди, по 25 дворов - в Погорельце и Целегоре, да и другие деревни не были малыми.
Столь бурному росту населения
Мезенского края способствовали события,
происходившие в центре
Московского государства. На Север людей гнал не только
голод. По пятам за
ними гнались шайки поляков и их наймитов. Гибель населения
и разорение
жилищ на Кулое и Пинеге от рук разбойников и мародеров нашли
отражение в
документах. А их пребывание на средней Мезени оставило след в на- Занятие крестьян охотой, морскими промыслами и оленеводством не только спасало их от голода, но и приносило доход. В документах Сийского монастыря сохранилось письмо московского патриарха Филарета Никитича, датированное 16 февраля 1631 года. В письме патриарх распределяет по монастырям и церквам завещанное церкви имущество мезенца Максима Суханова. Наследства оказалось так много, что в переводе на деньги оно составило 700 рублей (по тем временам огромная сумма!). Кроме того, было передано 500 оленей5. Перепись 1623 года указывает, что братья Максима Суханова имели 5 четей земли - это в четыре, а то и в пять раз больше, чем у большинства крестьян. Иных сведений об этой богатой семье не обнаружено, не сохранилась и фамилия. Но до сих пор одну из речек, приток Вижаса, впадающего в Чешский залив, называют Суханихой.
|
|